Лионесс: Сад принцессы Сульдрун - Страница 81

Его окружала молчаливая ночь. С одной стороны звезды закрывала черная громада Пеньядора. Пригнувшись, Эйлас подбежал к старой стене, окружавшей Урквиал. Пробираясь в тенях подобно огромной черной крысе, он приблизился к ветхой дощатой двери.

Дверь, распахнутая настежь, висела на нижней петле — верхняя была сорвана. Эйлас неуверенно смотрел на тропу, ведущую вниз. Продолжая неуклюже пригибаться, он проскользнул в проем. Никто не окликнул его из темноты. Эйлас чувствовал, что в саду никого не было.

Он спустился по тропе к часовне. Как он и ожидал, внутри не мерцала свеча, очаг давно погас. Эйлас продолжил путь вниз. Луна, всходившая над предгорьями, бледно освещала мрамор развалин. Эйлас остановился, пригляделся и прислушался, спустился еще на несколько шагов.

«Эйлас».

Он остановился. И снова услышал безотрадно-тоскливый полушепот: «Эйлас».

Эйлас подошел к раскидистому цитрусу: «Сульдрун? Я здесь».

У ствола дерева стояло видение — едва различимый полупрозрачный силуэт из струящегося тумана: «Эйлас, Эйлас! Ты опоздал. Нашего сына уже забрали».

«Нашего сына?» — изумленно переспросил Эйлас.

«Его зовут Друн, и теперь я потеряла его навсегда… О Эйлас, ты не знаешь, как отвратительна смерть!»

Слезы покатились из глаз Эйласа: «Бедная Сульдрун! Как жестоко с тобой обошлись!»

«Жизнь обманула меня, и я с ней рассталась».

«Сульдрун, вернись ко мне!»

Бледный силуэт чуть пошевелился — казалось, он улыбнулся: «Не могу. От меня веет холодом и сыростью. Разве ты не боишься?»

«Я больше никогда и ничего не буду бояться. Возьми меня за руки, я тебя согрею!»

И снова призрак дрогнул в лунном свете: «Я все еще Сульдрун, но не та, которую ты знал. Меня пронизывает мороз пустоты, твое тепло меня уже не согреет… Я устала, мне пора».

«Сульдрун! Останься, не уходи!»

«Увы, Эйлас! Боюсь, теперь я тебе только помешаю».

«Кто нас предал? Жрец?»

«Конечно, жрец. Друн, наш милый маленький мальчик! Найди его, ему нужны забота и любовь. Обещай!»

«Обещаю — сделаю все, что в моих силах».

«Ты молодец, Эйлас! Мне пора…»

Эйлас стоял на берегу один — сердце его билось так часто и жарко, что слезы высохли. Призрак исчез. Луна поднималась выше по небосклону.

Наконец Эйлас заставил себя взбодриться. Порывшись под корнями цитруса, он вытащил из расщелины пророческое зеркало — Персиллиана — и шейный платок с завязанными в нем монетами и драгоценностями из будуара Сульдрун.

Остаток ночи Эйлас провел в траве под оливковыми деревьями. На рассвете, взобравшись по скалам, он спрятался в зарослях кустарника у дороги.

Из Керселота, городка на восточном побережье, в столицу направлялась ватага нищих и паломников. Эйлас присоединился к ним и таким образом пришел в город Лионесс. Он не боялся, что его кто-нибудь узнает. Кто узнал бы в изможденном оборванце с пепельно-серым лицом Эйласа, тройского принца?

Там, где Сфер-Аркт пересекался с Шалем, бросались в глаза вывески множества постоялых дворов. Остановившись в заведении под наименованием «Четыре мальвы», Эйлас уступил наконец упрекам желудка и не спеша подкрепился капустными щами с хлебом и стаканом вина, принимая меры предосторожности, чтобы непривычная еда не вызвала внезапную реакцию. После завтрака его стал одолевать сон; поднявшись в свою каморку, Эйлас вытряхнул пыль из соломенной подстилки и проспал до полудня.

Очнувшись, он подскочил и стал оглядываться по сторонам с тревогой, граничившей с ужасом. Дрожа всем телом, Эйлас снова опустился на спину; мало-помалу бешеное сердцебиение успокоилось. Некоторое время он сидел, скрестив ноги, взмокнув от испуга и волнения. Как ему удалось не сойти с ума в темном подземелье? В голове кружился рой неотложных забот; на самом деле ему следовало набраться терпения и подождать, чтобы восстановить внутреннее равновесие, подумать, определить последовательность дальнейших действий.

Поднявшись на ноги, Эйлас спустился в таверну перед гостиницей, где беседка, увитая виноградными лозами и шиповником, защищала скамьи и столы от полуденных солнечных лучей.

Эйлас уселся на скамью у самой дороги; прислуживающий паренек принес ему кружку пива и поджаристые овсяные лепешки. Два несовместимых желания боролись в груди Эйласа: почти невыносимая тоска по дому, по Родниковой Сени — и мучительное стремление найти сына, удвоенное напутствием тени несчастной Сульдрун.

Работавший на набережной цирюльник побрил его и подстриг ему волосы. Эйлас купил в лавке кое-какую одежду, выкупался в общественной бане, переоделся — и почувствовал себя гораздо лучше. Теперь его можно было принять за моряка или мастерового.

Он вернулся в беседку перед гостиницей «Четыре мальвы»; дело шло к вечеру, и на скамьях почти не оставалось свободных мест. Потягивая пиво из кружки, Эйлас прислушивался к обрывкам разговоров, надеясь узнать что-нибудь новое и полезное. Напротив за стол уселся старик с плоской багровой физиономией, седой шелковистой копной волос и мутноватыми голубыми глазами. Дружелюбно поздоровавшись, он заказал пива и рыбных котлет, после чего, не теряя времени, завязал разговор. Опасаясь вездесущих осведомителей Казмира, Эйлас притворился деревенским простаком. Старик обменялся приветствиями с проходившим мимо приятелем, благодаря чему Эйлас узнал, что его собеседника звали Биссанте. Словоохотливый Биссанте не нуждался в расспросах, охотно предоставляя Эйласу всевозможные сведения. Когда разговор зашел о войне, стало понятно, что обстоятельства в сущности не изменились. Тройсинет продолжал блокировать порты Лионесса. Тройские боевые корабли одержали достопамятную победу над ска, фактически предотвратив их дальнейшие набеги на побережья Лира.