День прошел без особых событий; Шимрод вернулся на постоялый двор.
Следующий день он провел столь же безрезультатно, хотя ярмарка была уже в разгаре. Шимрод сдерживал нетерпение; как и следовало ожидать в таких случаях, соблазнительница не спешила появиться, пока беспокойство и возбуждение не заставили бы его поступиться предусмотрительностью — если она вообще собиралась выполнить обещание.
На третий день, после полудня, Шимрод увидел на лугу деву своих снов. На ней был длинный черный плащ, свободно развевавшийся на ветру поверх бледно-бежевого облегающего платья. Она откинула капюшон, открыв венок из белых и пурпурных фиалок, украшавший черные волосы. Чуть нахмурившись, она задумчиво оглядывалась по сторонам, словно не понимая, зачем она здесь оказалась. Скользнув взглядом по лицу Шимрода, она сначала рассеянно прошла мимо, но затем все-таки задержалась и с сомнением обернулась.
Шимрод поднялся со скамьи, подошел к ней и тихо сказал: «Я здесь, моя мечта!»
Улыбаясь своей загадочной полуулыбкой, она искоса, через плечо, следила за его приближением и медленно, будто нехотя, повернулась к нему лицом. Шимрод подумал, что здесь, на ярмарочном лугу, она выглядела более самоуверенно — без всякого сомнения, теперь перед ним было создание из плоти и крови, а не абстрактное обворожительное сновидение. Незнакомка мелодично произнесла: «Я тоже пришла — как обещала».
Утомленный длительным ожиданием, Шимрод не удержался от суховатого замечания: «Ты не торопилась на свидание».
Красавицу его жалоба только позабавила: «Я знала, что ты дождешься».
«Если ты пришла только для того, чтобы надо мной посмеяться, мне это не доставит удовольствия».
«Так или иначе, я здесь».
Шимрод разглядывал ее с аналитической бесстрастностью, по-видимому, слегка ее раздражавшей.
«Почему ты так на меня смотришь?» — спросила она.
«Хотел бы знать, чего ты от меня хочешь».
Она печально покачала головой: «Ты настороже. Ты мне не доверяешь».
«Если бы не так, ты сочла бы меня глупцом».
Она рассмеялась: «Галантным и безрассудным глупцом, однако!»
«Увы, с моей стороны было галантно — и даже безрассудно — согласиться на такое свидание».
«Во сне ты был доверчивее».
«Значит, тебе тоже снилось, что ты шла мимо меня по песку?»
«Как я могла бы явиться тебе во сне, если бы ты тоже не являлся мне во сне? Зачем все эти вопросы? Ты — Шимрод, я — Меланкте. Теперь мы вместе — что еще нам нужно в этом мире?»
Шимрод взял ее за руки и привлек к себе почти вплотную; воздух между ними наполнился ароматом фиалок: «Каждый раз, когда ты говоришь, обнаруживается новый парадокс. Откуда ты знаешь, что меня зовут Шимрод? Во снах я не называл имен».
Меланкте рассмеялась: «Глупости, Шимрод! Разве я могла бы забрести в чей-то сон, если бы не знала имени того, кому я снилась? Это противоречило бы любым представлениям о приличии и пристойности».
«Достойная удивления, неожиданная точка зрения! — заметил Шимрод. — Трудно понять, каким образом ты вообще позволила себе такую смелость. Во снах, знаешь ли, пристойностью и правилами приличия часто пренебрегают».
Наклонив голову, Меланкте поморщилась и подернула плечами, как шаловливая девчонка: «Я как-нибудь позаботилась бы о том, чтобы не появляться в непристойных снах!»
Шимрод отвел ее к скамье, стоявшей поодаль от ярмарочной толпы. Они сели, повернувшись друг к другу и почти соприкасаясь коленями.
«Я должен знать правду, всю правду!» — заявил Шимрод.
«Почему, Шимрод? Зачем тебе правда?»
«Если я не буду спрашивать — точнее, если ты не станешь отвечать на мои вопросы — как я смогу избавиться от опасений? Как я смогу тебе доверять?»
Она чуть наклонилась к нему — и снова он уловил пьянящий аромат фиалок: «Ты пришел по своей воле, чтобы встретиться со сновидением. Разве это не говорит о доверии само по себе?»
«В какой-то степени. Ты обворожила меня. Я охотно подчинился твоим чарам. Во сне я чувствовал мучительное желание завладеть твоей красотой и твоим сознанием — это желание не покинуло меня и наяву. Явившись на свидание, мы тем самым связали себя молчаливым обетом, обетом любви».
«Я ничего не обещала».
«Я тоже ни в чем не клялся. Но отныне мы должны провозгласить обет любви, чтобы все предстало в истинном свете».
Меланкте неловко рассмеялась и слегка отодвинулась: «Не нахожу слов. Что-то не позволяет мне их произнести».
«Целомудрие?»
«Можно назвать это и так».
Шимрод снова взял ее за руки: «Если нам суждено стать любовниками, о целомудрии придется забыть».
«Дело не только в этом. Мне страшно».
«Чего ты боишься?»
«Мне трудно об этом говорить».
«В любви нет места страху. Тебе нужно избавиться от опасений».
«Ты взял меня за руки», — тихо сказала Меланкте.
«Да».
«Меня никто раньше не брал за руки».
Шимрод заглянул ей в лицо. Розово-красный рот на ее бледнооливковом лице завораживал своей подвижностью. Он наклонился и поцеловал ее — хотя она могла бы и отвернуться, чтобы избежать поцелуя. Ему показалось, что он почувствовал, как задрожали ее губы.
Она отстранилась: «Это ничего не значит!»
«Это значит только то, что мы поцеловались — так делают все любовники».
«На самом деле ничего не случилось!»
Шимрод недоуменно покачал головой: «Кто кого соблазняет? Если мы стремимся к одному и тому же, зачем столько недоразумений?»
Меланкте пыталась ответить, но не могла. Шимрод снова привлек ее к себе и снова поцеловал бы, но она отвернулась: «Сперва ты должен оказать мне услугу».