Лионесс: Сад принцессы Сульдрун - Страница 43

Сэр Фэймет возразил слегка напряженным тоном: «Но, ваше величество, вы можете не опасаться непосредственного нападения! Вас отделяют от Тинцин-Фюраля дремучие леса и горы!»

Король Дьюэль пожал плечами: «Не могу отрицать, что даже по воздуху до замка Карфилиота пришлось бы лететь целый день. Тем не менее, необходимо смотреть в лицо действительности. Я объявил Карфилиота подлецом и негодяем; он не осмеливается нападать открыто, страшась моих цепких и острых когтей. Но он злобствует, притаившись в своей придорожной канаве, и замышляет всевозможные пакости».

Игнорируя холодный быстрый взгляд голубых глаз сэра Фэймета, Трюэн возбужденно вмешался: «Почему бы не присовокупить к вашим цепким и острым когтям не менее мощные когти дружественных тройских птиц? Наша стая разделяет ваши взгляды на Карфилиота и его союзника, короля Казмира. Вместе мы можем отразить их нападения и нанести им сокрушительные удары клювами!»

«Верно. В один прекрасный день такая непобедимая стая соберется и затмит солнце. Тем временем, каждый из нас должен по возможности вносить свой вклад. Я усмирил эту змею подколодную, Карфилиота, и нарушил планы годелийцев; не менее безжалостные меры я принимаю в отношении птицеловов короля Одри. Следовательно, я развязал вам руки — теперь ваша очередь помочь нам сбросить ска в море и потопить их корабли. Каждый делает, что может: я — в воздушных просторах, вы — в просторах морских».

«Смаадра» прибыла в Аваллон, крупнейший и древнейший город Старейших островов — город великолепных дворцов, университета, театров и огромных общественных бань. В Аваллоне высилась дюжина храмов, посвященных Митре, Дису, Юпитеру, Лугу, Гее, Энлилю, Дагону, Ваалу, Хроносу и трехглавому Диону из античного хайбразийского пантеона. Под монументальным куполом Сомрак-лам-Дора хранились священный трон Эвандиг и круглый стол Карбра-ан-Медан — символические святыни, владение которыми в старые добрые времена придавало законность самодержавию королей Хайбраса.

Король Одри вернулся в столицу из летнего дворца в пунцовой золоченой карете, запряженной шестью белоснежными единорогами. Вечером того же дня тройским послам предоставили аудиенцию. Одри, высокий угрюмый человек с весьма непривлекательной физиономией, был известен амурными похождениями; его считали проницательным, но потворствующим своим прихотям, тщеславным и временами жестоким правителем. Он любезно принял тройсов, предложив им не затрудняться соблюдением правил церемониального этикета. Сэр Фэймет изложил предложение короля Граниса; Одри слушал, откинувшись на подушки, полузакрыв глаза и поглаживая белую кошку, вспрыгнувшую ему на колени.

Сэр Фэймет завершил обращение: «Ваше величество, из моих уст вы услышали дословно послание короля Граниса».

Одри медленно кивнул: «У вашего предложения много граней и еще больше острых ребер. Да! Разумеется! Я ничего больше не желал бы, нежели усмирить Казмира и положить конец его амбициям. Но прежде, чем я смогу пожертвовать моим казначейством, моими армиями и кровью моего народа во имя достижения этой цели, я должен обеспечить нашу безопасность со всех сторон. Стоит отвернуться на минуту — и лавина годелийских всадников обрушится с гор; начнутся грабежи, пожары, моих крестьян уведут в рабство. В Северной Ульфляндии царит мерзость запустения, ска заполонили почти все Западное Прибрежье. Как только я объединюсь с Северной Ульфляндией против ска, Казмир нападет с тыла». Поразмыслив несколько секунд, король Одри продолжил: «Откровенность редко приводит к успеху в политике, в связи с чем мы испытываем инстинктивное отвращение к правде. Но в данном случае не помешает сказать правду. Сохранение ничейной, тупиковой ситуации в отношениях между Тройсинетом и Лионессом — в моих интересах».

«В Северной Ульфляндии с каждым днем скапливается все больше ска. У них свои планы».

«Моя горная крепость, Поэлитетц, сдерживает их амбиции. Прежде всего меня беспокоят годелийцы, после них — ска, и только в последнюю очередь — Казмир».

«Что, если Казмир тем временем захватит Тройсинет с помощью ска?»

«Это стало бы катастрофой для всех нас. Отважно защищайтесь!»

Дартвег, тяжеловесный вождь годелийских кельтов, принял и выслушал сэра Фэймета с грубоватой вежливостью.

«Такова ситуация с точки зрения Тройсинета, — сказал в заключение посол. — Если судьба будет благоприятствовать Казмиру, в конце концов он вторгнется в Годелию, и вас уничтожат».

Король Дартвег подергивал рыжую бороду. Наклонившись, стоявший рядом друид что-то пробормотал ему на ухо. Дартвег кивнул и поднялся на ноги: «Мы не можем позволить Даоту захватить Лионесс.

В таком случае силы Одри приумножатся, и он поглотит нас в одночасье. Нет! Прежде всего мы обязаны блюсти собственные интересы!»

Плавание «Смаадры» продолжалось — яркие солнечные дни сменялись звездными ночами. Корабль пересек залив Нарциссов, обогнул далеко выдающуюся в море Мраморную Голову и, подгоняемый попутным ветром, понесся по Узкому морю, оставляя за кормой журчащую пенистую струю. Затем парусник повернул на юг, мимо Скагана, Фрехана и десятков островов поменьше — окруженных неприступными утесами горных пастбищ между скалистыми хребтами и лесными чащами, открытых всем ветрам Атлантики и населенных полчищами морских птиц и ска. То и дело вахтенные замечали корабли ска, а также небольшие одномачтовые торговые суда — ирландские, корнуэльские, тройские и аквитанские — которым ска позволяли бороздить Узкое море. Галеры ска не пытались пускаться в погоню — скорее всего потому, что свежий ветер явно помог бы «Смаадре» их далеко опередить.