Лионесс: Сад принцессы Сульдрун - Страница 17

Утром Сульдрун пришла на занятия, но маэстро Хаймеса не было в библиотеке ни в этот день, ни на следующий, ни на третий день. Сульдрун начинала обижаться на нерадивого репетитора. Маэстро Хаймес мог бы, по меньшей мере, как-нибудь связаться с ней и сообщить о своем недомогании. Целую неделю она демонстративно не посещала библиотеку, но так и не получила от педагога никакой весточки.

Внезапно встревожившись, Сульдрун стала беспокоить леди Будетту, а та послала лакея в Западную башню проведать маэстро Хаймеса в его келье. Лакей обнаружил тело Хаймеса, вытянувшееся на убогой постели. Простуда библиотекаря перешла в воспаление легких, и он умер, не удосужившись никому об этом сообщить.

Глава 4

Летним утром, незадолго перед тем, как ей исполнилось десять лет, Сульдрун пришла на урок танцев в гостиную на третьем этаже старой приземистой Башни Филинов. По ее мнению, комната эта была одной из самых красивых в Хайдионе. Навощенный до блеска березовый паркет пола отражал свет, льющийся из трех окон с жемчужносерыми сатиновыми портьерами. Вдоль стен стояли стулья и диваны с бледно-серой обивкой, оживленной алыми прожилками, а учительница танцев Лолетта никогда не забывала украсить столики свежими цветами. В классе занимались восемь мальчиков и восемь девочек знатного происхождения, от восьми до двенадцати лет от роду. С точки зрения Сульдрун они представляли собой неоднородную группу — с некоторыми было приятно иметь дело, а другие, туповатые, наводили скуку.

Учительница Лолетта, гибкая темноглазая молодая женщина, высокородная, но не располагавшая ни значительным приданым, ни существенными связями, хорошо знала свое дело и не заводила любимчиков. Принцесса не испытывала к ней никаких сильных чувств — она не заслуживала ни отвращения, ни привязанности.

Сегодня утром Лолетта недомогала и не могла преподавать. Сульдрун вернулась к себе раньше обычного и застала в спальне величественно голую леди Могелину вкупе с оседлавшим ее молодым здоровяком-лакеем по имени Лопус.

Ошеломленная Сульдрун наблюдала за происходящим, как завороженная. Наконец Могелина заметила ее и испустила испуганный вопль.

«Отвратительно! — вынесла приговор Сульдрун. — И к тому же в моей постели!»

Смущенно отделившись от дородной гувернантки, Лопус проворно натянул штаны и был таков. Леди Могелина принялась одеваться столь же поспешно, в то же время пытаясь отвлечь девочку болтовней: «Уроки танцев кончились так рано, драгоценная принцесса? Надеюсь, однако, это был полезный урок? Мы тут немножко порезвились, ничего особенного. Лучше всего будет, если никто не узнает…»

«Вы запачкали мою постель!» — возмущенно прервала ее Сульдрун.

«Ну что вы, драгоценная принцесса…»

«Унесите все постельное белье — нет, подождите! Сначала пойдите вымойтесь хорошенько, а потом принесите чистое белье, и не забудьте проветрить комнаты!»

«Хорошо, принцесса», — Могелина немедленно подчинилась, а окрыленная приобретенной свободой Сульдрун, тихо смеясь, вприпрыжку сбежала вниз по лестнице. Теперь о выговорах и правилах леди Могелины можно было забыть — Сульдрун могла делать, что хотела.

Пробежав вверх по сводчатой галерее, Сульдрун убедилась в том, что на плаце Урквиала никто на нее не смотрит, нырнула под сень старой лиственницы и толкнула застонавшую ветхую дверь. Проскользнув в проем, она спустилась по извилистой тропе мимо святилища и вступила в сад.

В этот яркий солнечный день воздух полнился сладостными ароматами цветущей валерианы и свежей листвы. Сульдрун с удовольствием обошла весь сад. По ходу дела она вырывала с корнем сорняки, которые считала грубыми и противными, в том числе всю крапиву и большинство чертополохов. Когда она закончила, сад приобрел почти ухоженный вид. Сульдрун смела опавшие листья и грязь с мозаичного пола древней виллы и расчистила русло небольшого ручья, журчавшего вниз по лощине у подножия утеса. Оставалось еще много работы, но все за один день не сделаешь.

Стоя в тени колонны, Сульдрун расстегнула пряжку на плече, чтобы платье упало к ее ногам, и шагнула вперед, обнаженная. Солнечный свет пощипывал кожу, прохладный ветерок вызывал восхитительно противоречивые ощущения.

Она побрела по саду. «Наверное, так себя чувствуют дриады, — думала Сульдрун. — Они бесшумно переступают босыми ногами в тишине, нарушаемой только вздохами ветра в кронах деревьев».

Она задержалась под сенью одинокого старого цитруса, а потом спустилась на пляж, чтобы посмотреть, что сегодня принесли волны. Когда дул юго-западный ветер — а это случалось часто — течение огибало мыс и закручивалось в маленькой бухте, вынося на берег всякие диковины. А когда наступал следующий прилив, то же течение поднимало диковины и уносило их обратно в море. Сегодня на пляжной гальке ничего не было. Сульдрун стала бегать туда-сюда, разбрызгивая ступнями пленку морской воды и пены, шипевшую на крупнозернистом песке. Она задержалась, чтобы внимательно рассмотреть скалу, торчавшую из моря ярдах в пятидесяти от отвесной оконечности мыса. Однажды она заметила на этой скале пару молодых русалок. Они тоже ее увидели и звали, но странными протяжно-томительными словами, которых Сульдрун не понимала. Их оливково-зеленые волосы свисали до бледных плеч; их губы и соски их грудей тоже были бледно-зелеными. Одна из русалок взмахнула рукой, и Сульдрун заметила перепонки у нее между пальцами. Обе русалки отвернулись, глядя в открытое море, где в волнах появился торс бородатого водяного. Водяной что-то прокричал хрипловатым гулким голосом — русалки соскользнули со скалы и исчезли.