Лионесс: Сад принцессы Сульдрун - Страница 12

Уже наступил почти полный штиль, хотя волны, возбужденные недавней бурей, еще набегали из-за обрывистого мыса и с шумом разбивались о гальку. Некоторое время Сульдрун смотрела на блестки солнечного света, игравшие на поверхности моря, потом обернулась и взглянула вверх, на вьющуюся по лощине тропу. Она подумала, что заброшенный сад был, несомненно, заколдован; заворожившие его чары, однако, были добрыми — маленькая принцесса не чувствовала ничего, кроме умиротворения. Деревья купались в солнечном свете и не обращали на нее внимания. Цветы любили ее — все, за исключением гордого златоцветника, любившего только себя. В руинах пытались проснуться меланхолические воспоминания, но они были едва ощутимы, мимолетны, и даже не перешептывались.

Солнце заметно опускалось в небе; Сульдрун неохотно решила вернуться — она не хотела, чтобы ее искали. Поднявшись по садовой тропе, она выглянула из-за двери в старой стене, нырнула в туннель и вприпрыжку спустилась по сводчатой галерее к Хайдиону.

Глава З

Сульдрун проснулась в холодной комнате, тускло озаренной сырым утренним светом, сочившимся сквозь оконные стекла. Дожди возобновились, а горничная не потрудилась развести огонь. Подождав несколько минут, Сульдрун обреченно выскользнула из постели, задрожав от прикосновения босых ног к полу, поскорее оделась и причесалась.

Горничная наконец явилась и стала хлопотливо разжигать камин, опасаясь того, что принцесса донесет на нее домоправительнице — но Сульдрун уже забыла об оплошности.

Принцесса стояла у окна. Через залитое струями дождя стекло гавань выглядела, как огромная лужа; черепичные крыши города складывались в мозаику из десяти тысяч мазков всевозможных оттенков серого. Куда делись все остальные цвета? Цвет — какая странная штука! Он сияет в солнечных лучах, но в дождливых сумерках блекнет. Очень любопытно. Подали завтрак, и за едой Сульдрун размышляла о превратностях цветов. Красный и синий, зеленый и лиловый, желтый и оранжевый, коричневый и черный — у каждого свой характер, свое особое, хотя и неосязаемое свойство…

Сульдрун спустилась в библиотеку, где ей давали уроки. Теперь ее преподавателем был репетитор Хаймес, архивариус, грамотей и библиотекарь при дворе короля Казмира. Поначалу он показался принцессе человеком устрашающе суровым и щепетильным — высокий и тощий, с длинным и узким клювообразным носом, придававшим ему сходство с хищной птицей. Репетитор Хаймес уже вышел из того возраста, когда юность побуждает нас к необдуманным порывам, но еще не состарился; его нельзя было назвать пожилым человеком. Жесткие черные волосы были ровно подстрижены под горшок на уровне середины высокого лба, образуя значительной толщины кольцевой уступ вокруг головы, нависший над ушами. Кожа его отличалась пергаментной бледностью, а длинные руки и ноги костлявостью не уступали торсу. Тем не менее, он умел держаться с достоинством и даже с неким неловким изяществом. Шестой сын сэра Кринзи, владетеля Хредека — поместья, занимавшего тридцать акров на каменистом склоне холма — Хаймес не унаследовал от отца ничего, кроме благородного происхождения. Он решил подойти к обучению принцессы с бесстрастной формальностью, но Сульдрун скоро научилась очаровывать репетитора и сбивать его с толку. Педагог безнадежно влюбился в принцессу, хотя притворялся, что его чувства были не более чем терпеливой благосклонностью. Сульдрун, достаточно проницательная, когда она этого хотела, видела насквозь его попытки изобразить беззаботную отрешенность, и крепко взяла в свои руки управление процессом обучения.

Например, репетитор Хаймес, не удовлетворенный ее успехами в правописании, мог нахмуриться и заметить: «У вас заглавная буква „А“ почти не отличается от „Л“. Придется снова выполнить это упражнение, уделяя больше внимания аккуратности».

«Но перо сломалось!»

«Так заточите же его! Что вы делаете? Осторожно, не порежьтесь! Вам нужно научиться затачивать перья».

«Да-да… э-э… Ой!»

«Вы так-таки порезались?»

«Нет. Но я решила попрактиковаться на тот случай, если порежусь».

«Этот навык не требует практики. Восклицания, вызванные болью, производятся голосовыми связками естественно, сами собой».

«А вы много путешествовали?»

«Какое отношение это имеет к затачиванию перьев?»

«Интересно… ведь в других местах — к слову, в Африке — тоже учат правописанию? Но там, наверное, перья затачивают по-другому?»

«По поводу Африки я ничего не могу сказать».

«Так вам приходилось далеко ездить?»

«Ну… не очень далеко. Я учился в университете Аваллона, а также в Метельине. Однажды мне привелось побывать в Аквитании».

«А какое место дальше всех мест на свете?»

«Гм. Трудно сказать. Возможно, Поднебесная империя? Она очень далеко, по ту сторону Африки».

«Вы неправильно отвечаете!»

«Неужели? В таком случае наставьте меня на путь истинный».

«Такого места нет и не может быть — сколько ни едешь, все равно что-нибудь будет еще дальше».

«Действительно. Вероятно. Позвольте мне заточить перо. Вот, таким образом. А теперь вернемся к буквам „А“ и „Л“…»

Дождливым утром, когда Сульдрун спустилась в библиотеку, репетитор Хаймес уже ожидал ее с дюжиной заточенных перьев наготове. «Сегодня, — объявил педагог, — вы должны написать свое имя, полностью и аккуратно, демонстрируя такое каллиграфическое мастерство, что я не смогу удержаться от восхищенного возгласа!»

«Постараюсь, — вздохнула Сульдрун. — Какие красивые перья!»