Лионесс: Сад принцессы Сульдрун - Страница 117


К оглавлению

117

Когда крытый проход достиг середины перемычки-седловины между замком и хребтом, бойцы Карфилиота водрузили на башню метательную машину и принялись бомбардировать бревенчатое сооружение тяжелыми валунами, но тщетно — упругие бревна, хитроумно соединенные, выдерживали обстрел. Ударяясь о бревна, камни сдирали кору, разбивали в щепы поверхностный слой дерева и скатывались, прыгая по скалам, вниз в ущелье.

Эйлас быстро обнаружил, что его товарищи по бригаде стремились к повышению показателей Тауссига не больше него самого. Разумеется, Тауссиг, хромая и подпрыгивая, бегал вокруг да около в лихорадочном возбуждении, непрестанно подбадривая рабов наставлениями, угрозами и оскорблениями: «Давай-ка, подопри его плечом, пятерка! Тащите, тащите! У вас руки отвалились, что ли? Трешка, бездельник! Тащи! Шестерка, я за тобой слежу! Знаю я твою породу! Уже отлыниваешь?» Насколько мог судить Эйлас, команда Тауссига не уступала достижениями другим, и он безразлично пропускал мимо ушей понукания бригадира. Утренняя катастрофа, весь масштаб которой принц только начинал ясно осознавать, притупила его чувства.

К полудню скалингам принесли хлеб и баланду. Эйлас сидел, опираясь на левую ягодицу, в состоянии замороченного оцепенения. Все утро Эйлас работал в паре с Ейном, молчаливым уроженцем Северной Ульфляндии лет сорока. Жилистый и длиннорукий, с жесткими темными волосами и морщинистым огрубевшим лицом, Ейн не отличался высоким ростом или атлетическим телосложением. Понаблюдав несколько минут за сидящим в неподвижности Эйласом, Ейн хрипло посоветовал: «Ешь, парень, подкрепись! Не размышляй! От воспоминаний одна печаль».

«У меня есть дела, о которых нельзя забывать».

«Забудь дела! Началась новая жизнь».

Эйлас покачал головой: «Только не для меня».

Ейн крякнул: «Если попробуешь бежать, всех в бригаде высекут и всем урежут пайку, в том числе Тауссигу. Так что каждый следит за всеми и все за каждым».

«И никто не бежит?»

«Случается, но редко».

«А ты? Никогда не пытался бежать?»

«Это труднее, чем ты думаешь. Побеги не обсуждают».

«И никто не получает свободу?»

«Отработав срок, получишь пенсию. Что ты будешь делать потом, никого не беспокоит».

«Какой срок?»

«Тридцать лет».

Эйлас застонал: «Кто главный среди ска?»

«Герцог Мертаз — вот он стоит… Ты куда?»

«Мне нужно с ним поговорить», — преодолевая боль, Эйлас поднялся на ноги и прошел туда, где высокий ска молча смотрел на Тинцин-Фюраль, вынашивая какие-то мрачные планы. Эйлас приблизился к нему: «Уважаемый господин, вы — герцог Мертаз?»

«Это я», — ска смерил Эйласа серо-зелеными глазами.

Эйлас старался говорить самым рассудительным тоном: «Уважаемый герцог, сегодня утром ваши солдаты схватили меня и надели мне на шею железный ошейник».

Герцог кивнул.

«В моей стране я отношусь к благородному сословию. Я не вижу причин, по которым со мной следует так поступать. Наши государства не находятся в состоянии войны».

«Ска находятся в состоянии войны со всем миром. Мы не ждем пощады от врагов и никого не щадим».

«Тогда я прошу вас не нарушать правила ведения войны и позволить мне заплатить выкуп, как полагается благородному пленнику».

«У нас недостает людей; нам нужен твой труд, а не твое золото. Сегодня на тебе поставили клеймо с датой. Ты прослужишь тридцать лет, после чего получишь свободу и щедрую пенсию. Если попытаешься бежать, тебя искалечат или убьют. Мы ожидаем таких попыток и бдительно следим за скалингами. Наши законы просты и недвусмысленны. Соблюдай их. Возвращайся к работе».

Эйлас вернулся туда, где его ждал Ейн: «И что же?»

«Он сказал, что я должен отработать тридцать лет».

Ейн усмехнулся и поднялся на ноги: «Тауссиг зовет!»

По речным лугам долины вереницами запряженных волами телег подвозили бревна, заготовленные в горах. Бригады скалингов затаскивали бревна на хребет; шаг за шагом бревенчатый проход удлинялся, как щупальце, протянувшееся по седловине к Тинцин-Фюралю.

Сооружение уже подступило к стенам замка. Бойцы Карфилиота сбросили с парапетов бурдюки с маслом и подожгли облитые маслом бревна горящими стрелами. С ревом взметнулось оранжевое пламя; пылающее масло глубоко проникало в дерево, растрескавшееся от многочисленных ударов. Всем, кто работал внизу, пришлось отступить.

Специально обученная бригада установила сооружение из листовой меди, создававшее защитный навес над деревянной галереей; после этого горящее масло стекало по крыше, не нанося ущерба.

Снова, шаг за шагом, бревенчатый проход подкрадывался к стенам Тинцин-Фюраля. В деятельности защитников замка тем временем наступил перерыв, казавшийся зловещим.

Передний конец крытой галереи уперся в крепостную стену. По широкому проходу подвезли таран, обитый чугуном. Галерея заполнилась воинами-ска, готовыми прорваться через брешь в стене. Откуда-то сверху, с башни, опустился качающийся на конце длинной цепи тяжелый чугунный шар; он нанес страшный удар по крытой галерее шагах в тридцати от стены, сметая в ущелье бревна, таран и бойцов ска — на куче бревен и переломанных тел, уже лежавшей на дне долины, образовалась еще одна.

На гребне хребта командиры ска стояли в лучах заходящего солнца, наблюдая за разрушением своего инженерного сооружения. В осадных работах наступил перерыв. Скалинги собрались в ложбине, чтобы укрыться от пронзительного западного ветра. Подобно другим, Эйлас сгорбился на корточках, спиной к ветру, наблюдая за силуэтами ска, двигавшимися на фоне темнеющего неба.

117