Лионесс: Сад принцессы Сульдрун - Страница 109

109

Эйлас мрачно и решительно поднялся на плечо горы Габун, откуда можно было видеть все земли, простиравшиеся на восток: главным образом темно-зеленый лес, а за ним, вдалеке — бесплодную пустошь, где даже трава не росла. Впереди громоздился отвесный утес; судя по всему, здесь тропа кончалась. Сделав еще несколько шагов, Эйлас заметил теснину Бинкинга — темную узкую расщелину в утесе. У входа в проем на заостренном коническом основании высотой в два человеческих роста покоился громадный валун.

Эйлас потихоньку приблизился, стараясь не спугнуть ворона, сидевшего неподалеку на ветви высохшего дерева. Ворон неотрывно следил красным глазом за маневрами Эйласа. Эйлас повернулся спиной к птице, потихоньку вставил стрелу в лук, быстро обернулся лицом к ворону, натянул лук и выпустил стрелу. Панически хлопая крыльями, ворон свалился с ветки. Падая, он задел маховым пером балансирующий на острие валун. Валун покачнулся, накренился и обрушился в проем.

Эйлас подобрал стрелу, вырвал перья из крыльев и хвоста птицы и засунул их в котомку — в один прекрасный день он намеревался украсить дюжину стрел черным оперением.

Тропа провела его вверх через теснину Бинкинга на площадку над утесом. Дальше, в нескольких минутах ходьбы, под крутым лбом горы Габун над панорамой возвышался Свер-Смод — не слишком громоздкий замок, защищенный лишь высокой стеной и парой сторожевых башен над стрельчатой аркой входа.

Рядом с тропой, в тени восьми черных кипарисов, за каменным столом сидели и сражались в шахматы два бородатых грифона; каждый даже сидя был выше человеческого роста. Как только Эйлас приблизился, они с сожалением оторвались от игры и схватились за ножи. «Иди-ка сюда, — поманил когтем один из грифонов, — чтобы нам не пришлось вставать!»

Эйлас вынул из котомки два куска пчелиных сот и положил их на каменный стол: «Ваш мед, господа».

Грифоны разочарованно застонали. «Опять мед!» — пожаловался один. «И, как всегда, водянистый», — заметил другой.

«Чем богаты, тем и рады! — развел руками Эйлас. — Как говорят, синица в руках лучше журавля в небе».

Грифоны уставились на него с явным негодованием. Один угрожающе зашипел. Другой прокаркал: «Мы сыты по горло и дешевым медом, и банальными пословицами! Пошлость граничит с издевательством, а за издевательство недолго кому-то и шею свернуть!»

«Отдохните, подкрепитесь. Желаю вам всего наилучшего, и будьте здоровы!» — попрощался Эйлас, спокойно направившись к главному входу. Под темной аркой Эйласа уже ждала пожилая женщина в белом облачении. Эйлас вежливо ей поклонился: «Мадам, я пришел посоветоваться с Мургеном по важному делу. Будьте любезны, известите его о том, что Эйлас, принц Тройский, ожидает аудиенции».

Женщина молча ответила приглашающим жестом, повернулась и зашла внутрь. Эйлас последовал за ней по внутреннему двору в большой пустующий зал, а оттуда — в устланную ковром гостиную со столом и парой массивных кресел. В застекленных шкафах вдоль дальней стены хранились сотни книг; в помещении приятно пахло старинными кожаными переплетами.

Женщина указала на кресло: «Садитесь». Покинув гостиную, она вскоре вернулась с ореховыми пирожными на блюде и чашей золотистого вина. Поместив угощения перед гостем, она снова удалилась.

В гостиную вошел Мурген. Эйлас ожидал увидеть человека значительно старше или, по меньшей мере, мудреца впечатляющей внешности. Но у Мургена, носившего простую крестьянскую рубаху, не было даже полагающейся мудрецам бороды. Белизна его волос объяснялась не сединой, а врожденной особенностью; голубые глаза яркостью и живостью не уступали глазам Эйласа.

«Кто пришел со мной советоваться?» — спросил Мурген.

«Уважаемый чародей, меня зовут Эйлас. Мой отец — принц Ос-перо из Тройсинета. Я — прямой наследник тройского трона. Чуть меньше двух лет тому назад судьба свела меня с лионесской принцессой Сульдрун. Мы полюбили друг друга и поженились. Король Каз-мир заточил меня в глубокое подземелье. Когда мне удалось наконец убежать из темницы, я узнал, что Сульдрун покончила с собой от горя, и что нашего сына, Друна, украла фея из Щекотной обители, подменив его своей дочерью. Я отправился в Щекотную обитель, но феи не соизволили со мной говорить и остались невидимыми. Пожалуйста, помогите мне найти и спасти моего сына».

Мурген налил немного вина в два серебряных бокала: «Ты пришел ко мне с пустыми руками?»

«У меня нет никаких ценностей, кроме нескольких украшений, принадлежавших Сульдрун. Могу предложить вам только Персиллиа-на — пророческое зеркало, которое я похитил у короля Казмира. Персиллиан отвечает на три вопроса нового владельца и может оказаться очень полезным, если тщательно выбирать выражения. Если вы обратитесь к нему с четвертым вопросом, Персиллиан получит свободу. Я предлагаю его вам с условием, что вы зададите ему четыре вопроса и тем самым освободите его».

Мурген протянул руку: «Я выполню это условие; передай мне Персиллиана».

Эйлас отдал чародею волшебное зеркало. Мурген щелкнул пальцами и тихо произнес односложное заклинание. Белый фарфоровый ларец, стоявший на полке, проплыл по воздуху и опустился на стол. Откинув крышку ларца, Мурген высыпал на стол его содержимое: тринадцать граненых камней, выточенных, по-видимому, из серого кварца. С усмешкой наблюдая за посетителем, Мурген спросил: «Ты находишь их тусклыми?»

«Так может показаться с первого взгляда».

Любовно поглаживая камни пальцами, Мурген сложил из них несколько геометрических фигур и вздохнул: «Тринадцать бесподобных драгоценностей — каждая вмещает Вселенную познаний! Что ж, алчность не приводит к добру. Там, откуда я их добыл, есть и другие. Так и быть! Возьми один — в лучах восходящего солнца он становится лучезарным и очаровывает взоры. Выйди на поляну Щекотной обители, как только первые рассветные лучи озарят луговую траву. Не разглядывай этот камень при лунном свете, если не хочешь умереть странной и мучительной смертью. Покажи его рассвету, поворачивая так, чтобы блестели и сверкали грани. Не выпускай его из рук, пока не заключишь сделку! Эльфы и феи строго соблюдают условия договора; вопреки тому, что о них рассказывают, лесной народец мыслит строго логически и не допускает неопределенностей и двусмысленностей. Они выполнят свои обязательства, но не более того; не жди от них великодушия, торгуйся безжалостно!» Мурген поднялся на ноги: «Желаю тебе всего наилучшего».

109